Лерман крикнул сквозь шум ливня:
– Ладно! Твоя взяла. Мне необходимо немного времени – я должен отдать распоряжения.
– Еще минута, не больше, – произнес человек в зеркале.
Она устало опустилась на стул. Единственный, который не был занят в небольшой комнате, набитой людьми. Вздохнула с облегчением: наконец-то в безопасности. Джон сидел перед ней, опустив глаза.
– Саперы говорят, это был только футляр от мины. Провела меня, как мальчишку, – доложил Лерман.
Джон сказал:
– Я должен вас предупредить: все, что вы скажете, может быть использовано против вас. Но вы можете сделать заявление. Обычно, суд принимает это во внимание.
– Мне не о чем заявлять, – ответила Ханна. – Я хочу поговорить с тобой, Джон. Наедине.
Он упорно смотрел в стол.
– Я хочу, чтобы вы поняли: личные мотивы для меня ничего не значат. Вам будет предъявлено обвинение.
– Мог бы предложить девушке стакан чаю. Или хотя бы воды, – сказала Ханна. – Я пропустила ужин. И обед заодно.
Он сжал кулаки так, что они побелели.
– Где он? Кого он преследует?
– Дай мне время, – сказала Ханна. – Столько всего в голове. Только ты все равно не поверишь.
– Вы видели, что он натворил в том доме, – сказал Джон. – Он настоящий мясник. Из больницы сообщили – умер последний раненый. Между прочим, у него трое детей.
Ханна усмехнулась.
– Почему ты не называешь вещи своими именами? – спросила она. – Тот дом вообще-то зовется борделем. А доставили меня туда двое бравых полицейских. На служебной машине. Сдали с рук на руки. Это суд тоже учтет?
Заместитель комиссара кашлянул.
– Я бы попросил вас не отклоняться от темы.
– Хорошенькое дело, – сказала она. – Надеетесь закрыть мне рот?
Джон наконец поднял глаза.
– Ваше запирательство ничего не изменит. Ему не уйти. Утром сюда прибудет спецназ из Пуданга. В городе объявят тревогу. На улицах не будет ни души, только полиция и военные. Его обнаружат.
– У меня в голове ничего, кроме еды. С утра ничего не ела. Почти целые сутки.
Джон сказал:
– У вас есть возможность избежать обвинения в соучастии: сделать формальное заявление.
– Так это допрос? – спросила Ханна. – Мне даже не предложили адвоката.
Кто-то скептически хмыкнул.
Джон хлопнул ладонью по столу:
– Почему ты его выгораживаешь? Что тебя с ним связывает? Ведь ты же не…
– Так, – сказала Ханна, – только грязного белья здесь не хватало. Давай не переходить на личности. Я прекрасно понимаю, что ты чувствуешь. И не собираюсь оправдываться. И выгораживать его тоже. Ведь это он убил того боша.
– Какого еще боша?
– Племянника гроссгерцога.
Он переглянулся с людьми, сидевшими по обеим сторонам стола.
– В фантазии вам не откажешь.
– Это правда. Он не грабил того толстяка. Его просто подставили. Хотели, чтобы его арестовали по пустяковому поводу. Тогда он умер бы, и все концы в воду. У него внутри…
– Ну и наплел же он вам, – сказал Джон с усмешкой. – Ловкий малый. Странно, что вы не распознали его вранье. Опыта вам не занимать.
– Я даже выяснила, откуда все пошло. Из этого города.
– Так у него здесь сообщники?
Ханна покачала головой:
– Да нет же. Просто здесь замешан «Саворский Алюминий».
– Значит, вот она, его цель – «Алюминий». Это в центре, так?
– Улица Лахев, – услужливо подсказал начальник отдела убийств.
– Что-то в этом есть, – сказал Джон, повернувшись к заместителю комиссара. – Я давно подозревал, что он профессиональный исполнитель. Видно, все еще надеется выполнить заказ.
– Ты ничего не понимаешь, – сказала она в отчаянии. Ненависть во взгляде Джона обескуражила ее, она поняла, что он уже все решил для себя, что Хенрика приговорили, окончательно и бесповоротно. Эти люди вокруг только и ждут момента, чтобы пристрелить его, избавиться от формальностей, спрятать концы в воду: слишком много темных делишек спрятано в мутной глубине внешне благопристойной провинциальной лужи. Ей самой казалось – она не испытывает к Хенрику ничего, кроме ненависти: воспоминание о залитой кровью лестнице разрывало ей сердце, требовало распять убийцу; но она не могла забыть комнату в мансарде, ливень, грохочущий по крыше, страх, холод и отчаяние. И его боль. Его абсолютное, совершенно лишенное рационального объяснения, доверие к ней. Она сидела, опустив голову, пока Джон тихо совещался с детективами из отдела убийств. Старик и мальчик в развалинах, люди, замершие на улицах, едкая вонь мертвых кварталов – все это подталкивало ее, не давало молчать. Она словно вернулась во времени, увидела ствол револьвера, направленный в грудь, вновь потеряла способность убеждать и привлекать людей на свою сторону. Она сказала в запальчивости:
– Там, в борделе, он перестрелял этих скотов, чтобы спасти меня. Это он убил Арго, когда…
Она запнулась: взгляды присутствующих скрестились на ней, в каждом чувствовалось предельное внимание и тщательно скрываемая враждебность.
– Значит, вы подтверждаете, что сеньор Арго был застрелен вашим сообщником? – спросил начальник отдела убийств.
– Черт вас возьми, ну почему вы все выворачиваете наизнанку? – беспомощно спросила Ханна. – Этот Арго – тот, кто его подставил. Он искал его, чтобы выяснить, кто заказал убийство. Арго начал стрелять первым, он и меня хотел…
– Так сеньор Арго пытался защищаться? – живо поинтересовался другой полицейский.
«Все ясно – перекрестный допрос, – подумала она. Так они меня в чем хочешь заставят признаться».
– Нет. Он начал стрелять по людям, которые меня похитили. Хенрик появился позже.