– Не пожалеешь, лейтенант? – сощурив глаза, поинтересовался Лерман.
– Атмосферные помехи: связь не действует, – развел руками Джон.
Лерман сочувственно покивал:
– Наверное, гроза рядом.
Они понимающе улыбнулись друг другу.
Ханна, Ханна… Выйдешь ли ты замуж за безработного? Ханна? О, черт!
– Гомес!
– Да, сэр?
– Будь добр, позвони моей невесте, передай, что некоторое время я не смогу выходить с ней на связь. Пускай не беспокоится.
Альберто кивнул.
– Все контакты через тебя, Франциско. Хусто наверняка скоро отключат, попробуй выйти на парней в городском управлении – они решили помочь нам транспортом, возможно, согласятся выделить пару человек для координации. Пока официального приказа на расформирование вашей группы нет, работаем как прежде.
– Не волнуйся, лейтенант, все сделаю.
– Попроси их разослать на армейские посты ДНК этого боша. Кто знает, вдруг засветится? Городское управление военные могут и послушать.
– Хорошо.
Чувство безнадежности исчезло, как не было. Странная легкость охватила тело. Оказывается, вполне можно существовать и за гранью приказа, если твои действия продиктованы твоей совестью. Он уверил себя: Ханна поймет его.
Главный зал «Глобуса» являл собой точную копию выпотрошенной церкви, если только можно себе представить церковь, стены которой черны, а сводчатый потолок изукрашен голографическими макетами планет и звезд; к тому же эти разноцветные шары постоянно вращались вокруг своей оси и двигались по орбитам на фоне угольно-черной пустоты, символизирующей великий космос. Россыпи звезд уступали настоящим в цвете: Хаймат славится своими ошеломительными ночными видами. Должно быть, разработчики интерьера имели в виду утро, когда звезды в небе еще хорошо видны, но уже теряют яркость, однако слишком дотошный посетитель мог озадачиться вопросом: откуда же тогда чернота, когда небо утром прозрачно-голубое? Но для желающих задаваться глупыми вопросами ресторан предлагал неплохое дополнение к обеду: орбиты некоторых небесных тел, например, кометы Валла, в афелии далеко отрывались от звездной системы и периодически срывались с поднебесья, чтобы огненным шаром промчаться по залу и вновь унестись вверх, оставив за собой шлейф тающих морозных кристаллов. Имитации неровных булыжников, источающих длинный ледяной хвост, были столь натуральны, что иные дамы, незнакомые с атмосферой заведения, могли сорваться на визг и юркнуть под стол, к немалому конфузу обслуживающего персонала и к радости некоторых не слишком хорошо воспитанных гостей. Смешки и улюлюканье разрушали атмосферу таинства, поэтому в правила заведения вошел обязательный вопрос метрдотеля о том, знакомы ли господа с особенностями интерьера и не желают ли они занять места за менее экстремальными столиками.
В первый раз зрелище завораживает: тонкие лучики прожекторов бьют вверх вдоль стен, величественная звезда Гемма излучает тусклый рассеянный свет из центра композиции, столики выполнены из прозрачного стекла, отчего огни свечей на них кажутся плывущими в пустоте; насквозь пронзенные светом женщины являются неземными ангелами со странными эротическими повадками. Во второй раз начинаешь испытывать некоторое неудобство из-за того, что плохо видишь кончик вилки. В третий – чувствуешь неловкость, смешанную с известной долей вожделения, потому как лица всех дам в полутьме загадочны и прекрасны, но ты никак не можешь быть уверен в том, что не пожалеешь вскоре о заведенном почти на ощупь знакомстве. В четвертый – злишься из-за необходимости подносить бумажник к свету, чтобы не сунуть жадным, как чайки, официантам слишком крупную купюру чаевых; перебирая в неровном свете свечи перепутанные бумажки, ты выглядишь пижоном, которому вздумалось показать всему залу толщину своего кошелька: свет свечи выхватывает из темноты твои руки и деньги.
Гауптману Райнхарду Юргенсену, однако, загадочная атмосфера заведения нравилась неизменно. Скучающие жены чиновников и банкиров его не привлекали, но проблему знакомств он решил, просто приводя новую подругу с собой, на многих из них волшебная пустота действовала не хуже наркотика; рассчитывался обычно карточкой с анонимного счета, чаевые же клал в карман заранее. Он был очень предусмотрительным, педантичность была чертой его характера, при его работе эта черта была едва ли не определяющей. Стоило допустить промах, и все пошло бы прахом. Он не рисковал состоянием, как какой-нибудь бюргер – ценой ошибки была его собственная жизнь. Он научился сносно существовать в этих стесненных условиях, был как рыба в воде, в меру сил получал от жизни удовольствие; опасность же только оттеняла наслаждение, придавала жизни пикантность, как острая приправа, которые он так любил.
В немалой степени его приверженность именно этому ресторану была вызвана прекрасной местной кухней. Воспитанный на солдатской гороховой похлебке, он обожал острую мясную пищу и засахаренные фрукты; мороженое приводило его в экстаз. Женщины были другой его слабостью, нищий Пуданг предоставлял ему неограниченный выбор. Продажные бабочки редко волновали кровь, он жаждал свежих ощущений, торопясь наверстать все то, чего был напрочь лишен в юности. Его загадочная внешность, мягкие манеры, деньги и природная циничность сбивали местных мулаток на лету. Он легко снимал сливки – остатков средств на временных счетах хватало не только на развеселую жизнь: за два года он успел отложить во внесистемных банках неплохое состояние на случай грядущих тяжелых дней. Всего-то и надо было – вовремя изготовить копию платежного чипа, воспользовавшись услугами подпольной лаборатории, да снять сумму до момента, когда исполнитель уничтожит карту.