– Дело в том, сэр, что у меня приказ о задержании лейтенанта Лонгсдейла. Я должен препроводить его к майору Бердону для проведения предварительного дознания.
Гебуза поиграл желваками.
– Ого! Арест полицейского прямо в Управлении? В моем Управлении?
– Вот ордер, сэр. Лейтенант военной полиции Лонгсдейл разыскивается за дезертирство. Приказ поступил вчера вечером.
– Какое еще дезертирство?! – взорвался Гебуза. – Мне звонили из парламента Республики, это дело на контроле у высших инстанций! Я не собираюсь рисковать карьерой ради выходок вашего начальника! Вы отказываетесь содействовать нам в обеспечении порядка. Теперь вы напрямую вмешиваетесь в деятельность полиции. Это переходит всякие границы! В городе орудует убийца!
Джон решил, что ему пора вмешаться.
– О каком приказе вы толкуете, капитан? Я веду расследование.
– Знать не знаю ни про какие расследования. Полномочия военной полиции прекращены. Извините, комиссар, сэр – это дело военных, а мы действуем согласно контракту с командованием экспедиционного корпуса и в настоящий момент являемся полноправной военной организацией. Сдайте оружие, лейтенант.
Гебуза со значением посмотрел на своего заместителя.
– Так я пойду, сеньор комиссар? – спросил тот.
– Конечно. И не забудьте про этого…
– Мбангу?
– Вот-вот. И еще про этих… из группы лейтенанта. Подключите их к делу.
Заместитель комиссара кивнул.
– Я жду, Лонгсдейл, – произнес Хардинг.
Бессмысленность приказа выбила Джона из колеи. Он не любил бросать дело на полдороге. Не желал, чтобы его считали необязательным. Был уверен, что действует во благо людей, пускай и запрещенными методами. Они прекрасно оправдывали себя, доказывали свою эффективность, а значит – имели право на существование. И вот теперь, когда это дело окончательно переросло в личное, организация, частью которой он до сих пор себя ощущал, грубо вмешивалась в его жизнь, подминала его под себя. Организованность, порядок и дисциплина, к которым он всегда стремился, теперь работали против него. Против Ханны. Против его желания стать счастливым. Против справедливости, в конце концов. Он почувствовал себя униженным. Унижение разжигало в нем холодное бешенство, тем более сильное, чем отчетливее он понимал масштабы того, что ему противостоит.
– Я намерен довести расследование до конца, – сказал он. Руки он сжал в кулаки и спрятал за спину.
– В приказе сказано – вы дезертировали и подлежите аресту.
– Мне плевать, что сказано в вашем приказе. Я на государственной службе и не подчиняюсь контрактникам. И у меня похитили невесту. Если нужно, я дезертирую еще трижды.
– Я препровожу вас силой.
– Ну что ж, попробуйте.
Капитан сузил глаза.
– Здесь вам не полицейская вольница, лейтенант. Может, в вашей военной полиции такие фортели в пределах нормы, но у нас в «Черной воде» мы привыкли выполнять приказы.
Ответить ему Джон не успел: дверь с треском распахнулась. Солдаты с опущенными лицевыми пластинами ворвались в кабинет с винтовками наперевес. Индикаторы готовности у магазинов светились зеленым. Ствол больно уперся в ребра. Короткое гудение – и рука в бронеперчатке с треском рванула кобуру прямо через одежду. Ремни лопнули, точно были сделаны из бумаги. Клок куртки остался в кулаке солдата.
– Я надеялся на ваше благоразумие, лейтенант, – сказал капитан Хардинг. Выражение его лица свидетельствовало об обратном: о вечном презрении строевого офицера к разного рода шпакам, нацепивших погоны по недоразумению.
– И поэтому прихватили с собой конвой?
– Нам разрешено стрелять на поражение, – предупредил Хардинг. – Вперед.
Джон беспомощно посмотрел на начальника полиции.
– Ничего не могу поделать, лейтенант, – сказал Гебуза. – Наемники не в моей компетенции, у них мандат от военных властей. Знал бы, что они задумали, – распорядился бы не пускать их в здание. Сукины дети.
Потерявший терпение солдат легонько подтолкнул Джона. Видимо, он был не таким уж опытным: не рассчитал усилия, и от удара перчаткой Джона отбросило к стене. Бронестекло шлема было непроницаемо; солдат уже ничем не напоминал человека – равнодушная машина-убийца, вроде тех, что охраняют город по периметру.
– Попробуй еще раз, щенок, – в ярости прошипел Джон.
– Лейтенант, не усугубляйте своего положения.
– Сэр, наблюдаю перемещение вооруженных людей, – доложил солдат.
– Это Управление полиции, Драм. Тут у всех оружие, – снисходительно ответил Хардинг.
– Подсистема прогноза определяет их как потенциально опасных. Уровень агрессии…
– Драм!
– Здесь, сэр!
– Заткнись.
– Так точно, сэр.
– Следи за арестованным, и только. Вперед.
Коридор стал как-то подозрительно многолюден. Шаги бронированных истуканов сотрясали пол, сотрудники Управления прижимались к стенам и с удивлением смотрели вслед процессии. Капитан Хардинг шел впереди, не считая нужным сбавлять шаг и уступать дорогу; он свысока поглядывал на окружающих, должно быть, вообразив себя чем-то вроде танка. Из раскрытого шлема доносился шепот системы связи:
– Сэр, этажом ниже группа предположительно из пяти человек. Все вооружены.
– Я же сказал – это полиция. Их пугачи на тебе даже царапины не оставят.
Головная боль переместилась от висков к глазам, свет плафонов причинял боль. Происходящее казалось Джону сценкой из фильма. Или нет – скорее, из любительского спектакля, настолько неестественно вели себя актеры. И в первую очередь – он сам. Его Ханна в заложниках, а он думает лишь о том, какой мстительной сволочью оказался Уисли.