Несущий свободу - Страница 37

– Сейчас ты откроешь рот и закричишь, – ледяным голосом произнес он, приставляя к ее лбу ствол револьвера. – И тогда я вышибу тебе мозги. Я сделаю это с наслаждением – ненавижу стукачей. К вам тоже это относится, сеньор доктор, – добавил он через плечо. – Не нужно нажимать кнопку сигнализации – я выстрелю быстрее, чем приедет полиция.

Медсестра открыла рот, да так и застыла, ощущая холодный металл на лбу. Он схватил ее за волосы и одним рывком вздернул на ноги. От боли женщина зашипела, как кошка, вцепившись ему в руку. Трубка упала на ковер с глухим стуком.

– Я ждал, когда ты это сделаешь, сестричка, – сказал ей Хенрик. – Твоя тупость и жадность написана у тебя на лице. Кто бы знал, как я ненавижу хитрых подленьких дур вроде тебя!

Он втолкнул ее в кабинет так, что она едва не упала; все время держа парочку в поле зрения, он прошел в коридор, открыл входную дверь и повесил на ручку табличку «Сегодня приема нет».

– Вы сделаете операцию немедленно, сеньор доктор. Может быть, в качестве благодарности за хорошую работу я вас не убью.

Доктор напряженно кивнул, не сводя глаз с револьвера.

– Может быть, – повторил Хенрик.

– Вы все не так поняли, дружище, – мягко произнес доктор. Руки его дрожали. – Она звонила не в полицию. И эта кнопка вызывает совсем не копов. Нас опекает дон…

Хенрик не дал ему договорить. Он ударил точно и расчетливо, так, чтобы не повредить ничего, что помешало бы проведению операции, и так, чтобы хоть немного излить душившую его злобу на мелких никчемных червей, посмевших ставить ему палки в колеса из-за какой-то полицейской подачки. Доктор мешком шлепнулся рядом со своим столом и закрыл голову руками. Медсестра шагнула назад, не сводя с Хенрика напряженного злого взгляда. Она держалась на удивление спокойно, тщательно скрывая свой страх и трезво оценивая происходящее. В их тандеме на ниве подпольной медицинской деятельности она, без сомнения, играла первую скрипку.

Хенрик несильно пнул мужчину в бок:

– Мне некогда. Начинайте. И никакого обезболивания.

Доктор поднял лицо:

– Будет больно. Я не хочу, чтобы вы застрелили меня из-за боли.

Хенрик не стал объяснять, что любое обезболивающее или расслабляющее чип может принять за подготовку к фармакологическому допросу и немедленно примет меры.

– Я умею терпеть боль, червяк. Тебе и не снилось, что я вытерпел. Вставай и пошевеливайся. Двигайтесь так, чтобы я вас видел. Оба. Чуть что не так – и я стреляю.

Доктор тяжело поднялся, осторожно ощупывая лоб, на котором наливался краснотой большой кровоподтек. Женщина не произнесла ни слова.

Пока он тщательно мыл руки, а медсестра зло гремела инструментами, Хенрик лежал на жесткой кушетке, положив руку с револьвером на грудь. Напоминание о боли расшевелило его память.

28

Урчание покрытого камуфляжными разводами джипа действовало на нервы. Отвлекало внимание от грязной тропы под ногами, по которой рысил учебный взвод. Горячий выхлоп, состоящий в основном из водяного пара, лишал последней возможности вдохнуть хоть немного воздуха и без того до предела насыщенного испарениями гниющей лесной подстилки. Хенрик считал шаги. Досчитает до десяти и начинает заново. «Один, второй, третий… Один, второй…» Счет помогал не слушать голос инструктора. У каждого свой способ держаться. У Хенрика – такой. Научился в военной школе. Тут главное – не дать смыслу фразы проникнуть в мозг. Воспринимать голос как шум листвы. Как нечто, к чему надо постоянно прислушиваться, с тем чтобы вовремя определить опасность, но при этом не давать взять над собой верх. Пытка дня – марш-бросок по джунглям без единой капли воды. Поправка: вода имелась, но пить ее было строго запрещено.

– Ни черта я вас не пойму, молодежь! – свесившись с сиденья джипа, ползущего по грязной разбитой колее, кричал инструктор. – Вот ты, рядовой Бек. Вот на кой ляд тебе сдалась такая служба? Всю оставшуюся жизнь ты будешь жить в вонючем лесу, жрать гнилой паек пополам с протухшим мясом падали и пить воду из болот. Зачем тебе это? Есть тысяча способов получать то же самое жалованье. Например, сидя в танке. Или за столом в канцелярии. А чем плоха морская пехота? Там тоже служат правильные мужики. Кремень ребята! А флот? Чем флот хуже? Ты когда-нибудь видел настоящий авианосец? Или подводную лодку? Это тебе не по болоту ползать. Такая силища! Хочешь пить, солдат? Вижу – хочешь. Ты просто мечтаешь выпить холодной воды. Ведь так? А у меня есть. Хлебни. Всего один глоток. Только кивни. Мне не жалко.

Бек трусил как раз перед Хенриком. Белобрысый, рябой и долговязый, весь нескладный, будто составленный из острых углов. И как он продержался до сих пор?

Машина тяжело ухнула в промоину, заполненную вонючей жижей. Инструктор, штаб-фельдфебель Лутц, едва не вылетел из кабины, однако непостижимым образом остался на коне. Даже кепи не слетело. Взводу повезло меньше. Каскад грязных брызг обдал строй с ног до головы. Стиснув зубы, Хенрик шейным платком стер грязь с лица. Главное, не сбиться с ритма. Господи, как пить-то охота! Слюны во рту давно не осталось. Шершавый язык распух и прилипает к нёбу. «Один, второй, третий, четвертый…»

Инструктор продолжал свою арию:

– Эй, Бек, тебе же ничего не будет. Это вовсе не проявление слабости. Все это чушь. Человек должен выпивать в день не меньше полутора литров воды. А здесь, в условиях тропиков, – и того больше. На кой тебе гробить здоровье? Тебя все одно отчислят, так зачем доводить себя до инвалидности? Только кивни – и я отвезу тебя в лагерь. Я дам тебе отличную характеристику. С такой – прямая дорога в унтер-офицерскую школу. Так хочешь воды, рядовой?