Несущий свободу - Страница 70

Но зато вечером, если нет дождя, все сидят у костра, над которым варится гороховая похлебка с мясом, едкий дым отгоняет кровососов, и инструктор под треск горящего дерева рассказывает интересные истории про дни минувшие: про то, как возникло государство, про враждебное окружение, про войну, про детство гроссгерцога; голос его тих и проникновенен, а истории ни разу не повторяются, да и вообще неважно, о чем он говорит – все слушают, затаив дыхание, такой уж он классный рассказчик, этот молодой активист партии «Свободный Хаймат», изучающий психологию или педагогику в университете. Высоко над головой сияет звездная россыпь, вокруг сидят товарищи – Райнхард ощущает тепло их тел, и все они кажутся ему братьями. За это чувство принадлежности к великому он готов примириться и со стертыми ногами, и с необходимостью орать песни, смысл которых ему не всегда ясен.

А по утрам в лесу стоял точно такой же туман, как сейчас. И было так же тихо, лишь заполошно перекрикивались невидимые птицы.

Голос полицейского безжалостно прервал его грезы:

– Ваши документы, сеньор.

51

– Чуть что не так – и вы умрете, – глухо сказал он. И добавил, словно старался придать веса своим словам: – Мне терять нечего.

О чем он говорит? Страх и без того парализовал ее, погасил все желания. Ненадолго Ханна превратилась в автомат, она даже не могла заставить себя повернуть голову и взглянуть на своего похитителя. Боялась снять руку с руля, чтобы запахнуть бронежилет на груди.

– Не дергайтесь при виде полиции. Не пытайтесь спровоцировать аварию – это не поможет. Руки держите на руле. – Слова падали, как камни.

Длинная улица тянулась меж низкими бетонными домами. Грузовик в камуфляжной раскраске прошумел навстречу и скрылся за поворотом.

Ханна осторожно спросила:

– Мы уже далеко от блокпоста. Может, отпустите меня?

– За дурака меня считаете? – ответил он зло. – Думаете, если я цветной, так обязательно недоумок? Следите за дорогой.

Ханна сказала:

– Так мы не попадем на окраину. Эта улица ведет к центру.

– С чего вы взяли, что мне надо на окраину?

– Вас, наверное, ищут. На окраине проще спрятаться.

– Я знаю, что делаю.

Способность мыслить постепенно возвращалась к ней:

– Мне бы тоже хотелось это знать.

Дома все тянулись и тянулись в туманных лентах. Было очень рано. Женщина вышла из дверей табачной лавки, заклеенной яркими рекламными плакатами, и начала поднимать стальные жалюзи. В окне верхнего этажа мужчина в майке запрокинул голову, приложившись к бутылке с пивом. Ханне захотелось подать ему какой-нибудь знак, такой, чтобы он догадался позвонить в полицию, но этот человек рядом словно лишил ее воли: она ясно представила, как его палец давит на спуск и ее тело взрывается ужасной болью; представила, как она кричит в смертной тоске. Она попыталась убедить себя: он блефует, вряд ли он готов стрелять в нее.

Она спросила неожиданно для себя:

– За что вас ищут? За убийство? – В ее шепоте против желания звучал страх.

Он сразу ответил:

– Нет. Меня ищут не из-за убийства.

Ханна украдкой покосилась на него. Руку с револьвером он держал на коленях, спрятав под картой дорог. Лицо его было искажено, будто от боли, он вглядывался в туман.

– Тогда вы не сможете стрелять в меня.

– Если придется – я сделаю это, не сомневайтесь.

Ханна снова спросила:

– Куда мы едем?

Он молчал; она до пятен в глазах вглядывалась в окна, пытаясь найти хоть какую-то возможность.

– Вы знаете город? – Ей казалось, пока он отвечает, остается надежда. Непросто убить человека, если ты говорил с ним, если почувствовал в нем живую душу.

Он повернулся и взглянул ей в глаза. Отступивший было страх вновь обдал грудь холодом.

– Следите за дорогой.

Полицейская машина вынырнула из тумана и медленно поплыла навстречу. Ханна поняла – другого шанса не будет, но тут стальные пальцы стиснули ее колено, карта зашелестела, обнажая короткий вороненый ствол.

– Сидите смирно, – процедил ее спутник сквозь стиснутые зубы.

Машина осталась позади, полицейский за рулем даже не повернул головы, момент был упущен.

– Мне больно!

Он убрал руку и снова уставился в окно. Ханна осторожно помассировала ногу.

– Будет синяк, – пожаловалась она. – Что я скажу Джону?

– Ваш друг?

– Жених, – ответила она с вызовом. – Он офицер полиции.

– Вот так совпадение. Впрочем, я сразу догадался, что вы связаны с копами.

– Будете плести про способности к дедукции?

– Нет необходимости. У меня хорошая зрительная память. Вы сидели в машине с полицейским и напевали. Это было в Пуданге, три дня назад.

Она сразу вспомнила тот вечер, музыку; вспомнила, как была счастлива.

– Так это были вы? Но как же борода, усы? И шрам – у вас ведь был такой огромный шрам!

Он усмехнулся и не ответил.

– Невероятно. Вот уж, действительно, совпадение.

– Как его зовут?

– Джон Лонгсдейл.

Он резко повернулся:

– Как вы сказали? Лонгсдейл? Из военной полиции? Лейтенант?

Она кивнула, испугавшись его лица. И кто ее тянул за язык?

Неожиданно он рассмеялся:

– Жизнь странная штука, верно? Вчера ваш лейтенант пускал слюни, представляя, как меня изрешетят при попытке к бегству, а сегодня я наставил револьвер на его невесту.

Но в смехе его сквозила злость и растерянность.

– Значит, все-таки убийство, – сказала она тихо.

Машину тряхнуло: они проезжали район недавнего боя, дома смотрели на них мертвыми окнами. Поджав хвост, протрусила собака; шерсть ее свалялась и торчала клочьями. Рухнувшая стена перегородила проезд – они развернулись и выехали на соседнюю улицу.